Вечорница. Часть 2 - Елена Воздвиженская
Дед, дымящий самокруточкой на крыльце, увидев Димку, обрадовался.
– О, вот и жених наш пришёл!
– Деда! – воскликнула Катюшка.
– Да ладно-ладно, пошутил я, – оправдался дед, – Хотя жених нам такой нужон, такого ещё сыскать надобно, как Дмитрий.
– А что, я не против! – поддакнул, смеясь, Димка.
– Да ну вас, – махнула рукой Катя и убежала домой.
– Вот так с этими девками, – пожаловался дед Димке, – Напрямки ничего не скажи, всё в обход надобно да с намёками, а мы, мужики, народ прямой.
И они, переглянувшись, захихикали, как старые добрые друзья.
– Лады, посмеялись и будет, я ведь тебя чо позвал-то нынче. Ну-ко, Дмитрий, полезай на крышу, ишь снега чаво нанесло, того гляди проломит. Морозы стоят, оттепелей нет, дак не падает сам-то. Надобно помочь ему.
– Всё сделаем, деда, не переживай, давай лопату и я полез.
– Давай-давай, сынок. Вот и ладно. Вот и молодец. Хороший ты, Димка, парень. Истинной жених.
Спустя два часа, когда крыша сверкала под морозным ярким солнцем, а двор был вычищен так, что хоть в тапках ходи, как выразилась баба Уля, дед Семён с Димой пришли в дом отогреваться и обедать. Баба Уля с Катюшкой накрыли на стол, достали чугунок из печи, налили горячих щей, под полотенцем млели пышные, румяные ватрушки, сладко пахло летом и земляникой от вазочки с вареньем.
– Хорошо-то как, – сказал дед, – Век бы так жил.
– Да, – вздохнула баба Уля, – Да вечно не проживёшь.
– Ничо, мы ещё Катюшку замуж отдадим да правнуков понянчим. Эх, а помнишь, Димка, как мы летом на рыбалку ходили? Вот уж где лепота, правда?
– Правда, деда, – ответил Димка, – Вот этим летом ещё сходим, а осенью в армию меня заберут.
Катя вздрогнула и отвела глаза.
– Ну ничего, это дело добро, – кивнул дед, – Родине, сынок, служить надо, вон она какая у нас хорошая. Красота кругом. Где ж ещё такая земля-то только есть, как у нас.
Дед задумался о чём-то, словно припоминая, а после сказал.
– А с моим командиром однажды вот чего случилося…
– В армию я попал аккурат после войны. Время тяжёлое было, страна из разрухи поднималась. Но зато в армии порядок был, ох какой порядок. Наши командиры ведь кто были? Бойцы, которые войну прошли… К нам относились они, как к своим детям. Спуску не давали, но и жалели, заботились о нас по-отечески, наставляли. Теперь уж такого нет и не будет.
У некоторых из них своих детей в живых не осталось, кто от голода погиб, пока отец на фронте был, кого враги… Не хочу и говорить. Вот и был среди прочих у нас такой командир. Было ему за сорок. Нам, безусым юнцам, уж стариком казался. Да и после войны так и выглядели мужики наши, сколько тягот перенесли, всё здоровье угробили. У него ни жены, ни детей не осталось, вот и пришёл он служить дальше. Жил тут же, в части, рядом с солдатами.
Мы тогда коммунистами были, ни во что не верили. Ну я-то, конечно, верил, да помалкивал. А старые-то вояки те знали, что есть что-то там, – и дед Семён поднял кверху палец, – Бог есть или судьба, провидение какое. А ещё знали они, что не одни мы на этой земле. Есть и другой мир и жильцы другие, особые. Не всякому мир-то тот открывается, не всякому видится. Но на войне, там где жизнь и смерть идут по соседству, часто бывало необъяснимое. И вот что случилось с нашим командиром уже в то время, как он нами командовал.
В одно утро поехал он на машине в другую часть, документы вроде какие-то повёз. Машина хорошая была, исправная, механик наш Борис за ней как за дитём смотрел, всю-то отполирует до блеска, всё у него на мази. Часть та располагалась в трёх часах езды от нашей, дорога пролегала через лес. Хорошая была дорога, накатанная. Весной да осенью, правда, развозило, но тогда, летом, одно удовольствие было ехать. Ждали командира обратно тем же вечером. А получилось так, что вернулся он только через два месяца, к осени…
Вышел сам из леса к части, молчаливый, серьёзный и вовсе другой какой-то. Нам-то рядовым ничего не сказали, да разве в одной части чего утаишь? Прознали мы потихоньку о том, о сём. А однажды, после вечерних работ, закурили мы на лавочке у гаражей, и командир вдруг начал говорить, а мы, затаив дыханье, слушали и боялись перебить хоть словом. Только дивились.
– И ведь дорога-то была хорошая, – ни с того ни с сего вдруг начал командир, держа папироску в пальцах, – Уже часа два я, сынки, ехал. Думаю, скоро уже и часть N покажется. И тут метнулось что-то под колёса. Махонькое.
– Заяц? – робко спросил кто-то из наших.
– Нет, – удивлённо поднял глаза командир, – Не заяц. На ребёнка маленького похожий кто-то.
Выбежал откуда ни возьмись из-за кустов и аккурат под колёса. А машина, сами знаете, какая, сразу не остановишь. Затормозил я, сердце как бешеное в груди, скорее из кабины выпрыгнул и под колёса гляжу – нет никого. Я назад бежать по дороге. Нет никого.
– Показалось?
– Я тоже уже было так решил, – покачал головой командир, – Думаю, неужто перегрелся? И тут из-за дерева девчоночка выходит. Махонькая такая, годков трёх может. Волосёнки рыженькие, глазки зелёные, как трава в поле, рубашонка на ней грязная вся, рваная.
– Ты чья, – говорю я ей, – Будешь-то, девонька?
А самого всего трясёт. Чуть было дитя не задавил! А она глядит так на меня внимательно, строго, а потом и отвечает:
– Дяденька, мы кушать хотим, дай нам хлебушка.
Опешил я. Что за ребёнок, один в лесу, а сам спрашиваю:
– А кто это, вы?
– Мы, много нас.
– А где вы?
– Да пойдём, покажу.
Взяла она меня своей ручонкой махонькой за палец и повела в кусты. А пальчики-то у неё, что лёд. А ведь на дворе жарища стоит неимоверная. Шли мы, шли, я уж сомневаться стал, что это за ерунда такая. Я ведь документы важные везу, а ну как нарочно всё устроено. Но наконец пришли мы. Остановилась девчушка на поляне. Гляжу я, а тут и там в траве примятой сидят ребятишки, и маленькие совсем и постарше есть, годков десяти, человек восемь их. Что ж такое-то?
– Вы откуда здесь, ребятки? – спрашиваю я их.
– Нас привели сюда и оставили, – отвечают, – Мы, дяденька, есть хотим, и домой.
– Миленькие вы мои, да где ж вы живёте-то? Пойдёмте, я вас сейчас в кузов посажу, а кто помладше, те со мной в кабину, значится, и поедем в город. Там и решим, что да как.
– Не надо в город, мы знаем, где живём, ты нас только довези, дяденька, – просят.
– Ещё лучше, – обрадовался я, – Дак поехали же тогда скорее, а у меня в машине яйца есть варёные и хлеб с луком, в дорогу с собой брал, сейчас помаленьку на всех и поделим.
Пришли мы к машине, сели, накормил я их, как уж мог, и тут новость – ласточка наша не заводится. Что за дела? Я ведь знаю, как Борис за ней глядит. Ну может, думаю, перегрелась. И так я с ней и эдак, ни в какую. А ребятишки сидят и смотрят молча, и такие-то они все серьёзные, что аж не по себе как-то от этого. С час я промаялся, уже солнце начало опускаться за деревья, как вдруг так же неожиданно завелась машина. Так я и не понял, что это было.
– Сейчас, –
